Поиск по сайту

История про подвиг 28 бойцов 316-й стрелковой дивизии, остановивших фашистские танки под Москвой в ноябре 1941 года, еще недавно была хрестоматийной. О ней рассказывали в школьных учебниках, слагали песни и писали в книгах, а образ героев-панфиловцев был запечатлен в граните памятников, поставленных у разъезда Дубосеково и на центральной площадиАлма-Аты. Однако недавняя публикация справки-доклада Главной военной прокуратуры, датированной 1948 годом, которую «по многочисленным просьбам» распространила Государственная архивная служба РФ, поставила под сомнение как подвиг, так и само существование тех, кто в ноябре 1941 года защитил от врага советскую столицу. После прочтения этой «справки» невольно возникает вопрос: если панфиловцев не было, кто же тогда остановил немецкие танки? В поисках ответа на него авторы фильма провели беспристрастное расследование: разыскали ветеранов войны, защищавших Москву осенью 1941 года, встретились с историками, поисковиками и очевидцами того самого боя под разъездом Дубосеково, в существовании которого засомневалась Государственная архивная служба.

Штрафные батальоны в годы Великой Отечественной войны называли батальонами смертников. Выживших бойцов этих подразделений считали любимчиками Фортуны. Таких «любимчиков» и после войны осталось-то немного, а уж сейчас вообще по пальцам пересчитать... И тем важнее этот рассказ солдата из 15-го Отдельного штрафного батальона Михаила Аллера. Рассказ страшный и честный. Увы, сам Аллер не дожил до этой публикации. Однако незадолго до смерти он не просто «исповедался» репортерам «МК», но и передал свои дневники для печати. В них вся правда о войне глазами обреченного. Михаил Аллер — второй слева. Штрафбат... Сюда попадали не только те, кто отбывал полученный еще до войны срок за грабежи и убийства. Здесь оказывались даже те, кто имел кристально чистую биографию «до» и геройски воевал «во время». Так случилось с Михаилом Абрамовичем Аллером. В 1942-м он штурмовал Зайцеву Гору, получил ранение, отбился от полка. Потом была встреча с бойцами Смерша, допросы, трибунал. Вердикт — 10 лет лишения свободы. Наказание заменили на 3 месяца штрафбата (больше там обычно никто не выживал). ИЗ ДОСЬЕ "МК" Среднемесячные потери личного состава штрафных частей составляли примерно 15 тысяч человек (при численности 27 тысяч). Это в 3–6 раз больше, чем общие среднемесячные потери личного состава в обычных войсках в тех же наступательных операциях. А теперь с самого начала. Листаем дневник Аллера, который рассказывает, как он попал в штрафбат. «Наша 58-я стрелковая дивизия воинскими эшелонами прибыла на станцию Дабужа Мосальского района Смоленской области 7 апреля 1942 года. На подходе к боевым позициям в лесу противник открыл артиллерийский и минометный огонь. Это было ужасное первое боевое крещение. По всему лесу раздавались стоны и крики о помощи. Еще не заняв боевых позиций, наш полк в первый день понес большие потери убитыми и ранеными». Немецкий шестиствольный миномет «Небельверфер 41», прозванный нашими солдатами «Вонюша». Ранняя весна внесла свои коррективы в планы наступления советских войск. Разбитые грязью дороги нарушили тыловое сообщение с передовыми частями, оставив их без продуктов питания и боеприпасов. «Наступил голод. Мы стали поедать дохлых и убитых лошадей. Было ужасно противно есть эту конину без соли. Пили болотную воду и воду из луж растаявшего снега, где нередко лежали трупы. У нас были пробирки с таблетками хлора, но пить воду с хлором было еще противнее. Поэтому я пил воду без хлорки, с болотно-трупным душком. Человек ко всему рано или поздно привыкает, к этому тоже можно было привыкнуть. У многих появился кровавый понос. Я на ногах перенес гепатит, солдаты обратили внимание на то, что я пожелтел. От голода распухли ноги. Можно было все стерпеть: и обстрел из вражеских орудий, и пронизывающий человеческую душу вой «Юнкерсов» над твоей головой, и любую физическую боль от полученных ранений, и даже смерть, которая ходила за тобой по пятам, но голод... Его терпеть было невозможно». Ни гужевой транспорт, ни гусеничная техника не в состоянии были преодолеть непролазную грязь. С передовой снимались тысячи бойцов и отправлялись в тыл за боеприпасами и продовольствием. Они на своих плечах доставляли на передний край снаряды и мины, ящики с патронами и гранатами. В холщовых мешках, которые перевязывались тугим узлом и перекидывались через плечо, была гречневая каша. 30-километровый отрезок смоленской земли от Зайцевой Горы до станции Дабужа был в те дни для 50-й армии своеобразной «Дорогой жизни». «После нескольких таких атак мы заняли деревню Фомино-1. Вражеская авиация методично, квадрат за квадратом, обрабатывала не только наш «передок», но и второй эшелон и тыловые коммуникации. Особенно свирепствовали пикирующие бомбардировщики «Юнкерсы-87». Немецкие летчики на малой высоте нависали над нашими головами и на бреющем полете, почти в упор расстреливали нас. Однажды самолет пролетел надо мною так низко, что я смог разглядеть улыбку на лице немецкого пилота и цвет его волос — они были рыжие. Вдобавок немецкий летчик погрозил из кабины мне кулаком. Там, под Фомином, я впервые увидел знаменитую «карусель» — это такой вид бомбардировочно-штурмового удара. На высоте около 1000 с небольшим метров «Юнкерсы» выстраивались в круг для бомбежки и поочередно с включенной сиреной пикировали на цель, затем, «отработав», один выходил из пике, другой заходил следом. Зрелище, с одной стороны, завораживающее, с другой — жуткое, если не сказать зловещее. Человек в этот момент становится настолько беспомощным и незащищенным, что, даже находясь в укрытии — не может себя чувствовать в безопасности. Кто хотя бы раз в своей жизни попадал под такую «карусель», тот по гроб жизни не забудет о ней». Вся эвакуация раненых происходила только в ночное время суток, и любые попытки добраться до них днем были обречены. По этой причине многие умирали, так и не дождавшись помощи. Прицельный огонь не давал бойцам высунуть голову из окопов. Наступило Первое мая. В честь знаменательной даты ночью на передовую бойцам доставили продуктовый набор: водку, краковскую колбасу (целый кружок), сухари и консервы. После раскисших от болотной влаги сухарей и горохового концентрата такая еда бойцам показалась каким-то чудесным подарком. «В большой воронке от фугасной бомбы рядом с передним краем обороны я и несколько солдат собрались делить еду, при этом громко разговаривали. Может быть, мы были услышаны немцами. Вдруг со стороны немецких позиций раздался необычный рев. Вслед за этим загорелась земля, на некоторых солдатах загорелась одежда. Сразу немцы в полный рост пошли на нас в атаку и повели неприцельный автоматный огонь. Отстреливаясь на бегу, я дал команду отходить лощиной ближе к лесу... Когда я очнулся от резкой боли, то почувствовал, что оторвана левая нога. Минометный огонь продолжался, и я очень хотел, чтобы еще одна мина добила меня. Я лежал в пяти-семи десятках метров от немецкой передовой, с которой доносилась немецкая речь и игра на губных гармошках. Я попытался напрячь все свои оставшиеся силы, чтобы посмотреть на оторванную ногу. К удивлению, я обнаружил, что она была цела, но стала почему-то короче. Как потом выяснится, я получил закрытый перелом левого бедра и многочисленные осколочные ранения». От смерти Михаила Аллера спас его сослуживец, помощник командира взвода сержант Иванов, как выяснилось, в прошлом уголовник. Благодаря своему напористому характеру и автомату (!) он добился, чтобы ему были выделены санитары для эвакуации раненого товарища. «В Ульяновском госпитале выяснилось, что кости бедра неправильно срослись за то время, что меня перевозили. Эфирный наркоз (в то время других наркозов не было) на меня не подействовал. Помучившись со мной, главный хирург решил сверлить ногу для установки спицы без наркоза. Даже у медицинской сестры я увидел на глазах слезы. Студентка последнего курса медицинского института по имени Маша пыталась облегчить мои страдания и колола меня морфием, чтобы я заснул. Однажды, когда Маша почувствовала, что я стал привыкать к морфию, она дала мне выпить полстакана медицинского спирта. Маша курила папиросы «Беломорканал». Она совала мне в рот папиросу. Достаточно было одной затяжки, чтобы закружилась голова и я заснул». Михаилу выдали справку инвалида Отечественной войны 3-й степени. Несмотря на это, он не терял надежды при первой же возможности вернуться в строй. Всю осень 1943 года Михаил Аллер обивал пороги райвоенкомата, упрашивая отправить его на фронт. Наконец в середине января 1944 года его вызвали на комиссию ВТЭК. Главный врач медицинской комиссии попросил сделать его несколько шагов без «посторонней помощи». Михаилу это удалось, несмотря на то, что коленный сустав до конца еще не был разработан. Впрочем, врачей этот изъян не очень-то и волновал: «Годен!» В тот момент Михаил Аллер еще не понимал, что за этот сиюминутный успех ему придется вскоре жестоко и несправедливо расплачиваться. Так он попал в 310-й гвардейский стрелковый полк 110-й гвардейской стрелковой дивизии 2-го Украинского фронта в должности командира взвода связи стрелкового батальона. Михаил отлично понимал, что рано или поздно тяжелое ранение ноги даст о себе знать. Но необходимо было сделать так, чтобы об этом никто и никогда не узнал. «Со своей должностью я справлялся, пока под Кировоградом шли наступательно-оборонительные бои. Но во время пеших походов, особенно при длительном переходе, было невыносимо тяжело. Ноги увязали в черноземе. Я часто отставал, в конце колонны залезал в повозку с катушками кабеля и телефонной аппаратурой, а на привалах догонял. Все чаще меня стала беспокоить ноющая боль в коленном суставе и бедре. Но об этом я никому не говорил». По пятам наступавших войск 2-го Украинского фронта двигался Смерш, прочесывая освобожденные города и села, а также зачищая армейские тылы и коммуникации не только от предателей и дезертиров, но и от отставших от своих колонн бойцов Красной Армии. Отстал и Михаил. Он чувствовал, что с больной ногой ему не догнать свой полк. Отлично понимая, чем все это могло для него закончиться, Михаил решил явиться в штаб любой дивизии и рассказать, что с ним произошло. Блуждая в прифронтовой полосе, он забрел в одну пустую полуразрушенную деревню. Собрав окурки в первом попавшемся доме, Михаил присел на лавочке, чтобы спокойно обдумать, как вести себя на допросе. По наивности своей он надеялся, что его поймут и отправят в расположение своей части. Не успев поднести зажженную спичку к окурку, Михаил почувствовал резкий тычок от приставленного автомата под левую лопатку спины и чей-то тихий, но вполне уверенный голос: «Руки». В штабе, куда его доставил конвой, начальник Смерша попытался доказать причастность Михаила к немецкой, а позже и к румынской разведке. Но, не добившись от задержанного «правдивых показаний», Михаила посадили под арест. «На последнем допросе, потерявший всякую надежду на снисхождение, в последнем своем слове, которое обычно дают перед приведением приговора в исполнение, я сказал: «Немецким или румынским шпионом не может быть простой еврей, и вы знаете почему!» На что мне ответили, что если я буду касаться национального вопроса, то меня привлекут по 58-й политической статье. По этой статье отправляли в исправительно-трудовые лагеря на длительные сроки. Я этого боялся больше смерти. В июле 1944 года состоялось открытое заседание военного трибунала 252-й стрелковой дивизии. При таком показательном заседании я думал, что мне грозит расстрел. В своем последнем слове я просил дать мне возможность искупить свою вину кровью». Военным трибуналом 252-й стрелковой дивизии Михаил Аллер был осужден на 10 лет лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовом лагере и лишен воинского звания «младший лейтенант». И почти сразу срок был заменен на три месяца штрафного батальона. ИЗ ДОСЬЕ "МК" Всего в 1944 году в Красной Армии имелось 11 отдельных штрафных батальонов по 226 человек в каждом и 243 отдельные штрафные роты по 102 человека в каждой. Как ни странно, Аллер был рад такому повороту событий. Думал, что лучше погибнуть в бою, чем замерзнуть где-нибудь на лесоповале или быть растерзанным кучкой зэков в лагерном бараке. После суда Михаила освободили из-под стражи и одного, без конвоя с сопроводительным письмом направили на передовую в 15-й отдельный штрафной батальон. В августе 1944 года батальон из района боевых действий города Ботошаны был переброшен в район города Яссы. Там стояла почти 40-градусная жара. «Мне снова выпало тяжелое испытание — с искалеченной ногой при такой жаре совершить суточный марш с полной выкладкой. Кроме того, на нервной почве и от грязи мои ягодицы покрылись фурункулами. Они причиняли мне дополнительные муки. Во время марша мне давали хлористый кальций и на привалах делали переливание крови. Моя нервная система и физические возможности были мобилизованы до предела на преодоление трудностей. Я страшно боялся снова отстать». В ночь на 20 августа 1944 года штрафной батальон занял исходную позицию для атаки. Штрафникам выдали по сто граммов водки. Михаил почувствовал свежий прилив сил и энергии. После мощной и продолжительной артиллерийской подготовки, в которой приняли участие в том числе и знаменитые «катюши», штрафники бросились в атаку. Им предстояло взломать мощную оборону отборных частей СС. «Мы, штрафники, шли на немецкие позиции в полный рост, невзирая на разрывы снарядов и мин, не кланяясь пулям. Падали вокруг только убитые и раненые. В руках у меня были катушка кабеля и автомат. Вслед за штрафниками в атаку устремились части какой-то неизвестной стрелковой дивизии. К моему удивлению, никакого заградотряда за нашими спинами. Я подумал: значит, в спины нам никто стрелять не будет. Это открытие прибавило сил». Так бойцам штрафбата приходилось менять позиции. Вырвавшись вперед, незаметно для всех он оказался в траншее противника. В ход пошли штыки, саперные лопатки, кулаки. В том бою он уничтожил четырех эсэсовцев, один из которых был офицером. Этот факт в дальнейшем сыграл в его судьбе важную роль. «Обычно была рукопашная схватка. Эсэсовцы отчаянно сопротивлялись, не желая сдаваться в плен. Но наших бойцов ничто уже не могло остановить: лавина атакующих быстро заполнила все. Чаще всего в качестве оружия использовали именно саперную лопатку. Штрафники не давали никакого шанса эсэсовцам. Те от одного вида орущих мужиков с лопатками терялись и не успевали нажать на курок. Мы пугали фашистов своим безумием. Они не могли понять, как можно вот так не бояться смерти. Они не понимали, что такое штрафбат...» «Вскоре в 15-й отдельный штрафной батальон поступил приказ командующего 2-м Украинским фронтом Малиновского о досрочном освобождении без ранений особо отличившихся. В их число попал и я. Мне предложили остаться в штрафном батальоне на штатной должности командира взвода связи». Михаил Абрамович выжил, несмотря ни на что. И добился реабилитации. В Центральном архиве Минобороны мы нашли определение военного трибунала №398. «1944 года сентября 13 дня в открытом судебном заседании рассмотрено ходатайство командира 15-го Отдельного штрафного батальона от 9 сентября 1944 г. Об освобождении от наказания по приговору военного трибунала 252-й стрелковой Харьковской дивизии от 24 июля 1944 года — бывшего мл. лейтенанта АЛЛЕРА Михаила Абрамовича. Будучи в составе 15-го Отдельного штрафного батальона, АЛЛЕР в боях против немецких захватчиков проявил стойкость и отвагу, неоднократно под огнем противника восстанавливал поврежденную противником связь, чем обеспечивал бесперебойность ее работы, в бою смелый и устойчивый. Трибунал определил: Аллера Михаила Абрамовича освободить от назначенной ему меры наказания и считать не имеющим судимости». Александр Бураков, Ева Меркачева Заголовок в газете: Приказано умереть Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26787 от 13 апреля 2015

- Ты что, гадюку фотографируешь, - услышал я голос за спиной, - Смотри, чтобы не покусала. - Нет, не гадюку, а ужа, - ответил я, не отрываясь от видоискателя камеры и снимая очередной крупный план. - Да гадюки сейчас скрещиваются с ужами: получаются и черные, и серые, и в клеточку, и все жутко ядовитые! Примерно такой диалог происходит каждый раз, когда кто-либо видит, как я ловлю или фотографирую водяных ужей (Natrix tessellata). Дурная слава этих змей всего лишь плод страха людей, которые не знакомы с пресмыкающимися. Водяные ужи лишены характерного признака неядовитой змеи, знакомого каждому, - желто-оранжевых пятен в задней части головы, которые есть у обыкновенного ужа (Natrix natrix). По этой причине незнающие люди всех змей без таких пятен относят к гадюкам и считают ядовитыми и опасными. Многие делят всех безногих рептилий на ужей и просто «змей», имея в виду гадюк. Так и говорят: «А это уж или змея?». Как только не называют водяных ужей: «гибрид гадюки и ужа», «шахматная гадюка», «шахматка». При крике «шахматная змея» на пляже купающиеся выскакивают из воды и ждут, когда змея уплывет, или пока не найдется «смельчак» и не убьет змею палкой. Часто приходится слышать рассказы рыболовов о «метровых гадюках», переплывающих реки или забирающихся в садки с рыбой. Все эти рассказы на самом деле не связаны с гадюками, они про водяных ужей. Видовое название ужа N. tessellata действительно переводится с латыни как шахматный, но к гадюкам водяной уж отношения не имеет. Он принадлежит к роду уж (Natrix sp.) как и обыкновенный уж. Для человека водяной уж безобиден. Средства защиты этой змеи – громкое шипение и зловонные экскременты, выделяемые при опасности. В отличие от обыкновенного ужа водяной практически никогда не притворяется мертвым. Основная пища водяных ужей – рыба, которую они ловят среди водных растений, коряг или подстерегая, лежа на дне. Змея не может проглотить пойманную добычу под водой, поэтому устремляется на берег, где заглатывает рыбу, предварительно развернув ее головой к себе. Если добыча слишком крупная, трапеза может затянуться на час и даже дольше. Некоторые ужи погибают, не рассчитав силы и выбрав слишком крупную рыбу. «Водяной уж распространен довольно широко: от юго-западной Франции, долины р. Рейн на западе, южная граница ареала проходит по восточной части северной Африки (до Персидского залива, Пакистана), на востоке встречается до северо-запада Китая, а северные пределы занимаемой территории проходят через Волжско-Камский край», - рассказывает кандидат биологических наук, сотрудник Волгоградского государственного университета, герпетолог. «Этот вид относится к классу пресмыкающиеся (Reptilia), отряду змеи (Serpentes), семейству ужеобразные (Colubridae), роду настоящие ужи (Natrix) и виду водяной уж (Natrix tessellata). Водяной уж – относительно крупная не ядовитая, как и все представители этого семейства, змея. Причем самки, как правило, длиннее самцов и могут вырастать до 1,1 м. Несмотря на внушительные размеры, он несколько мельче привычного нам и легко опознаваемого обыкновенного ужа, который может достигать до 1,14 м. Морда водяного ужа, по сравнению с обыкновенным, более заостренная, а по бокам головы нет желто-оранжевых пятен. Из-за последнего обстоятельства его часто путают с такими ядовитыми змеями, как обыкновенная гадюка и степная гадюка. «Масло в огонь» подливает рисунок на спине водяного ужа, который отдаленно напоминает зигзагообразную полосу гадюк. Мне неоднократно попадались мертвые ужи, которых, по всей видимости, местное население принимало за ядовитых и нещадно истребляло. В одной из экспедиций я встретил место «массовой казни», где насчитал 25 убитых «шахматных гадюк». Однако, водяной уж имеет целый ряд внешних признаков, по которым его легко можно отличить от ядовитых гадюк. Наиболее узнаваема голова – у гадюк она треугольной формы и большинство щитков (чешуек) на ней мелкие, тогда как у водяного ужа она овальная, а все щитки крупные. Если набраться смелости и посмотреть змее в глаза, то можно увидеть, что у гадюк, как у настоящих хищников, зрачок вертикальный (как у кошки), а у ужа – круглый. Кроме того, гадюки значительно мельче ужей: самая крупная обыкновенная гадюка достигает в длину до 0,73 м. Водяной уж селится около воды: по берегам рек и оросительных каналов, на заливных лугах, где и находит себе пропитание. Несмотря на миролюбивый характер, он является активным хищником. Предпочитает рыбу разных видов – окуня, плотву, вьюна, может охотиться даже на щуку. Поэтому ученые его называют ихтиофагом. Пойманную добычу змея вытаскивает на берег, где и поедает. Значительно реже в пищевой рацион включает лягушек и их головастиков. В литературе есть сведения о находке в желудке даже детеныша обыкновенной гадюки! Размеры жертвы могут превышать размеры головы змеи, а проглотить ее помогает подвижное соединение нижних челюстей и некоторых костей, связанных с ними. Заглатывание происходит попеременным перемещением то левой, то правой половины нижней челюсти. От этого создается впечатление, что змея «наползает» на свою добычу. Активный сезон длится почти 9 месяцев, появляются из зимних убежищ в апреле. Вскоре после этого начинается спаривание, тогда змеи встречаются в большом количестве. Одна самка может отложить от 4 до 20 яиц, из которых в июле, при благоприятных обстоятельствах появится молодняк. Убежищем для них служат заросли тростника, корни деревьев, расщелины субстрата, норы грызунов, пни и коряги. На зимовку уходят в конце октября большими группами, иногда вместе с обыкновенным ужом. Охотятся на ужей ежи, выхухоль, ондатра, лисица, некоторые птицы: скопа, серая цапля, коршуны, змееяд, ворона, грач и некоторые другие». Каждый раз, когда слышу упоминания о «страшно ядовитой шахматке», я рассказываю о водяных ужах, их образе жизни, стараюсь убедить в том, что эти змеи абсолютно не опасны. Но всякий раз сталкиваюсь с непониманием, людям легче бояться «шахматной гадюки», чем признать свою веру в слухи и перестать убивать всех змей, которые лишены «опознавательных знаков» обыкновенного ужа. http://shinkarenkostas.livejournal.com/34635.html