Таблица лидеров

2 Отчаянную личную храбрость финских солдат во время Великой Отечественной войны отмечали немало историков. Однако при этом зачастую упускается из вида главный факт – в начале войны финская армия плотно сидела на стимуляторах. И если средневековые берсерки для боевой ярости жрали сушёные мухоморы, то финские солдаты абсолютно официально «закидывались» различными наркотиками. В конце концов финские отцы-командиры сообразили, что их подчинённые ведут себя как-то странновато. Наркотики солдатам выдавать перестали, а вместе с ними закончились и успехи финской армии. В конце XIX и начале XX веков отношение к наркотикам в мире было не то чтобы либеральным – ещё на зная досконально о губительных последствиях их употребления, общество и государство смотрели сквозь пальцы на употребление сильнодействующих веществ. Недаром Конан Дойл без тени сомнения описывал, как Шерлок Холмс для успеха своих расследований периодически «заправлялся» из шприца. Ближе к началу Второй мировой представление о том, к чему ведёт употребление наркотиков, уже появилось, однако тут в дело включились военные. Если запрещённые вещества лишают человека страха, почему бы не применять их в армии? Солдату всё равно умирать, так пусть он до этого момента совершит какой-нибудь подвиг. Примерно так мыслили немецкие генералы. В 2016 году свет увидела книга немецкого историка Нормана Олера под названием «Третий рейх на наркотиках». По его мнению, вермахт стал первой армией в мире, которая в массовом порядке подсела на синтетический наркотик – вариант метамфетамина. Продвигал его в массы физиолог Отто Фридрих Ранка, который пропагандировал свою разработку как «истинно арийское» вещество. В результате наркотиком регулярно взбадривались высшие бонзы Третьего рейха, в войска же наркотики поставлялись под видом «таблеток от усталости». Накачанный веществами вермахт действительно несильно уставал при разгроме французской и польской армий. После первых успехов в Польше окрылённое немецкое командование заказало новую партию в 39 млн таблеток, однако сохранившие здравомыслие немецкие медики начали бить тревогу, и Гитлер неохотно, но всё-таки ограничил употребление арийских «таблеток от усталости». Однако уже выпущенные партии нужно было куда-то деть. С традиционной немецкой рациональностью их было решено отправить союзникам – чтобы те также взбодрились. Так препарат попал в финскую армию. Считалось, что качественное немецкое лекарство придаёт дополнительные силы, энергию и очень способствует успешности наступательных действий. В 1941 году финские военные медики получили 850 тыс. таблеток препарата. 400 километров на лыжах Уже после войны власти Финляндии крайне неохотно комментировали эту тему – многие исследователи небезосновательно считали, что именно с этого момента в Финляндии массово появились настоящие наркоманы. Правда вылезла наружу в 1977 году благодаря… патриотическому воспитанию. Газета под названием «Как сражался народ» объявила литературный конкурс среди ветеранов на лучшие воспоминания об участии в боевых действиях. Имя победителя того конкурса теперь уже забыто, а вот рассказ впервые взявшегося за перо диверсанта Аймо Койвунена, который занял на конкурсе второе место, цитируется по сей день. Койвунен входил в отряд финских лыжников, которые в тесном сотрудничестве с немецкими войсками действовали на территории Заполярья. Из-за климата и погодных условий на некоторых участках захватчики так и не сумели сломить сопротивление советских войск, и фронт местами проходил фактически по линии старой, ещё довоенной границы. Из Мурманска на юг страны шли потоки ленд-лиза, отчего особое значение приобретали разведывательно-диверсионные действия. Основную их тяжесть брали на себя финны, привыкшие воевать в снегах Лапландии. В белых маскхалатах, на лыжах в пургу и мороз они просачивались на советскую территорию и совершали диверсии. В одном из таких подразделений и служил Аймо Койвунен. В марте 1944 года финские диверсанты вновь отправились через линию фронта, при этом Койвунену вручили весь запас положенного на подразделение метамфетамина –30 таблеток. По иронии судьбы ему выпала эта роль как наиболее «морально устойчивому». К тому моменту финны уже заметили, что при употреблении арийского вещества у солдат возникает зависимость и нездоровая тяга к препарату, а Койвунен до этого рейда таблетки никогда не пробовал, и потому за него не опасались. Вылазка оказалась непростой: группе пришлось в 30-градусные морозы прятаться в сугробах от советских отрядов, убегать на лыжах по тундре и совершать длительные переходы. Потому в какой-то момент Койвунен решил всё-таки взбодриться. Да вот беда – к тому моменту он промок насквозь, отчего таблетки в его кармане слиплись комом. Диверсант открыл коробочку, высыпал всё содержимое прямо в глотку, зажевал снегом. И тут-то до него дошло, что он натворил. Подоспевшие боевые товарищи схватились за головы, на всякий случай отобрав у него оружие. Кто знает, какие образы пришли в голову чересчур «взбодрившегося» диверсанта. Оттолкнув товарищей, наполненный энергией Койвунен, так и не снявший лыж, схватил палки и «втопил». Что ему кричали вслед сослуживцы, история умалчивает, а сам Койвунен этого не запомнил. У него вообще остались крайне фрагментарные воспоминания о том, что происходило в течение последующих нескольких дней. Известно только, что он, как тот Колобок, ушёл не только от финнов и немцев, но и, наткнувшись с разбегу на советский отряд, успел развернуться и усвистать обратно в заснеженную тундру. Наши бойцы, вероятно, решили, что безумный финский лыжник им просто привиделся. Сам Койвунен, по его воспоминаниям, всё это время пытался догнать ускользающую и ускользающую от него Полярную звезду, проводя время в беседах со своим старым другом, который то появлялся, то исчезал. Слегка отпустило его только через несколько дней. «Я стою на лыжах у финской границы. На каком-то этапе я отделился от ребят – или произошло наоборот, этого я так и не выяснил» – вот как описывал сам диверсант момент своего возвращения в реальность. Позже подсчитали: за несколько дней на лыжах он преодолел расстояние в 400 километров. И это ещё если считать по прямой. Однако учитывая, что какое-то время Койвунен метался, как безумный заяц, выходит, что его наркотрип вышел ещё более впечатляющим. Отходняк на минном поле Аймо Койвунен Действие наркотика наконец прекратилось, и у Койвунена начался «отходняк». Почувствовав, что 40-градусный мороз начинает его донимать, диверсант решил поискать укрытие. Беда была в том, что он, сам того не заметив, прибежал в самый центр установленного немцами минного поля – поэтому вскорости напоролся на одну из мин, получив лёгкое ранение в ногу. Потом ему вроде бы улыбнулась удача – поблизости оказалась землянка, куда можно было заползти погреться, однако выяснилось, что немецкий минёр прикрутил к её двери 13-килограммовый заряд. Землянка взлетела на воздух вместе с Койвуненом, который, держа в руках кусок двери, отлетел метров на 20 и приземлился в сугроб. Вот тут-то уже проняло и диверсанта. «… И участник финского отряда плакал – плакал настолько сильно, что откуда-то с сопок откликнулось эхо. Стало легче – накопившиеся эмоции вырвались наружу», – написано в его рассказе. Впрочем, везение ещё не покинуло его. Койвунен сумел забить лыжной палкой подлетевшего полюбопытствовать полярного ворона – кукшу и сожрал его сырым (сказывалось последствие почти недельного голодания), а там подоспела и выручка. Немцы отправились посмотреть, кто это попал в заминированную ловушку, и обнаружили своего обмороженного, раненого, находящегося в наркотическом «отходняке», но живого союзника. Когда лыжника доставили в госпиталь, он весил 43 килограмма, а пульс его стучал со скоростью 200 ударов в минуту. Итогом этого наркотического трипа стало обморожение пальцев на ноге, инвалидность и демобилизация. На войну Койвунен больше не попал и ничуть об этом не жалел. Тем более что финны, прекратившие вскоре после этого выдавать своим солдатам немецкие таблетки, заключили сепаратный мир с Советским Союзом и объявили войну Германии. Однако финские солдаты, напробовавшиеся во время войны разнообразных препаратов, и после окончания боевых действий с трудом меняли привычки. Как сказано в документальном фильме «История наркотиков в Финляндии», после окончания войны таблетки оказались в аптечках и в карманах солдат. Объёмы чёрного рынка определить было тяжело, поскольку речь шла о незаконной деятельности. Также известно, что, к примеру, в послевоенное время аптеки Хельсинкского округа регулярно взламывали. Так бесплатная «союзническая» помощь Третьего рейха поспособствовала возникновению и укреплению в Финляндии массовой наркомании. Тойво Степанов Газета «Наша версия» №26 от 13.07.2020 Опубликовано: 15.07.2020 12:06 Отредактировано: 15.07.2020 12:06 Источник: https://versia.ru/finskie-diversanty-voevali-s-sssr-pod-zapreshhyonnymi-veshhestvami

сегодня из интересного

Всем привет Наконец то наконец, вырвался на коп))))И он себя оправдал,было намечено несколько мест разведки.Первое мимо,второе пусто,третье в пролёте)))А вот четвёртое порадовало перепашкой,эхххх.....берег речки бывшей,теперь овраг.. ..Сразу ломанулся по нему без прибора...ага..там земля темнее туда...опаньки..керамика..плин рыжая ,белая...чёрт позднятина..Бреду к машине за прибором...опаньки....Вот оно кусок чёрной...раз..два...три...ЁЙхооо!!!)))) Прибор включен и вперёд!!!Медленно и неспеша.....Хлам...берём всё!!! Первый путный сигнал и чешуйка...мяу)))))А второй сигнал-ЧЕШУЁВИНА))))такого размера не помню)))Потом спокойно и шведы полезли-наверное?)))Первая медная,потом серебро...потом вообще чудо-юдо,мной не определённое...вроде тоже монетка....Темнело...всего два часа погулял....и домой..сто вёрст впереди...Но место найдено и надеюсь завтра туда!!!!Монетки пока купаются,потом вас пытать про них буду..Для меня есть новое... Всем Удачи!

Как советские пленные угнали немецкий танк 75 Ровно семьдесят пять лет назад, 18 апреля 1944 года, с территории немецкого танкоремонтного завода в Риге сбежали пятеро советских военнопленных. Спасались из плена не пешком, а на борту угнанного у врага танка «Тигр». Бросается в глаза сходство этого происшествия с сюжетом недавнего блокбастера «Т-34». Но побег из Риги, как и любая подлинная история, куда интереснее – и трагичнее. Говорят, что многие в послевоенной Риге, услышав эту историю, сомнительно покачивали головами, считая ее заведомым вымыслом, легендой. Виданное ли дело: по улицам города пронесся немецкий танк, на котором вырвавшиеся из неволи советские военнопленные вступили в неравный бой с гитлеровцами! Однако журналисты, краеведы, историки, взявшиеся за исследование этой темы, подтвердили: ничего не вымысел, подвиг был. Первый раз за изучение вопроса взялись еще в 1959 году сотрудники газеты «Советская молодежь» Борис Куняев и Яков Мотель – сами бывшие фронтовики. Они проделали огромный труд, исколесив окрестности Риги и опрашивая всех, кто мог что-то знать о дерзком побеге. Поскольку на тот момент война оставалась еще недавним прошлым, им удалось найти некоторых живых очевидцев тех событий и многое выяснить. В печати появились публикации, народ узнал о подвиге. Единственное, чего не удалось тогда узнать Куняеву и Мотелю – имен участников побега. Они писали об анонимных «советских военнопленных» и это было очень обидно. Уже в середине 60-х годов появились сведения, что некоторые из бежавших пленников могли быть известны среди своих товарищей по концлагерю, как «Никола», «Володя из Вологды» и «Сашка-цыган из Краснодара». Но этого было недостаточно. Тогда большой труд по выяснению новых подробностей побега провел московский журналист Адриан Тихонович Гнедин. Ему удалось сделать то, с чем не справились его предшественники – установить имя руководителя побега! За минувшие десятилетия та давняя история изгладилась из памяти. Когда уже в 2007 году темой заинтересовались рижский историк Игорь Гусев и краевед Александр Ржавин, им многое пришлось восстанавливать заново, уточнять дополнительные обстоятельства. Именно благодаря труду Куняева, Мотыля, Гнедина, Гусева и Ржавина у автора этих строк и существует возможность рассказать о том, что произошло в далекий день 18 апреля 1944 года... Под вымышленным именем Есть в Риге, в северо-восточной части города, район Чиекуркалнс. Еще в дореволюционные времена тут был воздвигнут вагоностроительный комплекс «Феникс», а в годы войны действовал танкоремонтный завод, обслуживавший вермахт. Поскольку работы этому предприятию хватало с избытком, немцы стали привлекать к труду на нем содержавшихся в концлагере в Риге советских военнопленных. Одним из этих рабов оказался бывший житель города Иваново, экс-лаборант тамошнего текстильного института Виталий Павлович Гурылев. Впрочем, его настоящего имени никто не знал: в лагерных документах он числился, как Николай Щеглов, а среди товарищей по плену – как Никола. Почему пленнику понадобилось скрывать свою истинную личность? Угодив в плен в начале войны под Псковом, старший лейтенант Гурылев скитался по лагерям. Один за другим накладывались на его биографию все новые круги ада – Псков, Даугавпилс, Рига. Лейтенант несколько раз пытался бежать, но Гурылева ловили, жестоко избивали и водворяли на прежнее место. После одного из таких неудачных побегов он назвался поимщикам вымышленным именем-фамилией – очень уж не хотел возвращаться в прежний лагерь под Ригой, да и опасался, что его, как «отпетого», велят поставить к стенке. У него тогда был во время побега товарищ Федор Белов (бывший учитель), назвавшийся немцам Петром Коротковым. Побег, погоня и бой «Щеглова» и «Короткова», установив у них наличие технических навыков, немцы отправили на танкоремонтный завод в Чиекуркалнсе. «Щеглов» занимался электрооборудованием танков, а «Коротков» работал в аккумуляторной. Белов-Коротков выжил и спустя долгие годы после войны поделился ценнейшими подробностями. «В мастерских Виталий широко организовал вредительство. Он говорил, что надо делать все для того, чтобы танки из мастерской выходили, но до фронта не доходили. Мне, в частности, он поручил выводить из строя танковые батареи. С этой целью в кислотные батареи, которые поступали на зарядку, я добавлял щелочь, а в новые – наливал кислоту повышенной концентрации. Много батарей просто разбивал. Делал вид, что не замечал, как вольнонаемные шоферы воруют и вывозят из мастерских аккумуляторы», – вспоминал Федор Белов. Мысли о побеге не оставляли Виталия Гурылева и на новом месте. Очень скоро он пришел к мысли о необходимости захватить один из ремонтируемых танков и прорываться на нем. Старлей договорился с несколькими товарищами, однако Федора Белова среди участников побега не оказалось. «Незадолго до побега немецкая администрация заметила, что исчезло большое количество аккумуляторов. Была усилена охрана аккумуляторной. Мне не разрешалось из нее выходить в течение всего рабочего дня. Поэтому я никак не мог оказаться на площадке, где стояли отремонтированные машины. Вот почему Виталий не включил меня в свою группу, совершавшую побег», – позже пояснял Белов. События понеслись в бешеном темпе 18 апреля 1944 года, вскоре после полседьмого вечера, когда прозвучал сигнал на обед для второй смены. До этого на заводском дворе кипела обычная деятельность: пленные таскали тяжелые броневые плиты. Тут же заправляли горючим, укладывали снаряды в несколько танков, уже готовых к отправке на фронт. После сигнала на обед двор ненадолго опустел – в нем остались только несколько человек. Вдруг один из «Тигров» заурчал двигателем, поехал, сокрушил высокий дощатый забор. Затем грозная боевая машина миновала ворота, центральный пост охраны, линию пулеметных вышек, выползла на улицы Риги и устремилась в сторону Псковского шоссе. Очевидец побега Антон Марцинкевич, проживавший в доме №7 на рижской улице Страту, в 59-м рассказывал Куняеву и Мотелю: «В нашем доме жил главный инженер завода – немец Хейзер. Однажды после обеда на улице раздался страшный грохот. Моя жена увидела, как рядом с нашим домом на огромной скорости промчался немецкий «Тигр». Тут же из своей комнаты выскочил бледный, как покойник, Хейзер. В одном мундире, с трясущимися руками, он убежал в сторону завода. Через несколько минут вслед за первым промчался второй танк, видимо, в погоню. Утром к Хейзеру приходил колоть дрова русский военнопленный. Он-то и рассказал мне, что несколько ребят совершили побег на «Тигре». Как выяснили исследователи, свой бой беглецы приняли близ железнодорожной станции Инчукалнс под Ригой. «Немцы пытались ударить по боевой машине прямой наводкой из противотанковой пушки. Целились в спешке, и снаряд лишь повредил орудийную башню, но одного из беглецов все-таки ранило в голову. Наши с ходу сумели двумя выстрелами разбить попавшийся навстречу грузовик с солдатами. На 59-м километре от Риги, севернее Сигулды, мотор вдруг начал глохнуть – кончалось горючее. Механик–водитель развернул танк на шоссе и направил его в болото. Оглохшие от грохота и выстрелов, бывшие военнопленные, а теперь бойцы, стали покидать машину. В этот момент подоспели гитлеровцы. Началась перестрелка. Четверо беглецов через поле бросились к ближайшему лесу, раненый скрылся в придорожном кювете. До спасительных деревьев оставалось лишь несколько шагов, когда один из бегущих упал, сраженный пулями. Трое других скрылись в чаще, один из них, видимо, был ранен...», – так Игорь Гусев описывал в 2008 году на страницах рижской газеты «Вести Сегодня» факты, узнать которые удалось из опроса свидетелей. Погибли смертью храбрых Гусев подчеркивает, что беглецов подвели конструктивные особенности «Тигра». «К сожалению, при всех своих достоинствах, машина эта обладала существенным недостатком – малым запасом хода. Если некоторые модификации Т-34 могли на одной заправке идти до 300 км, тяжелый «Тигр» ограничивался расстоянием максимум в сто. Это объясняет, почему русские танкисты вынуждены были так рано оставить захваченную машину. Это же обстоятельство во многом определило их дальнейшую судьбу...», – констатирует историк. О дальнейшей судьбе беглецов поведали местные жители. Хуторянин Август Енертс подтвердил факт сражения у Инчукалнса. «Там разгорелся жаркий бой. Но что могли сделать трусливые шуцманы и подоспевшие немцы? Ровным счетам – ничего. Русские разогнали их, как зайчат, и продолжали свой путь к Пскову. Видать, у парней не хватило горючего. Как только они стали у нашего хутора выходить из танка, их настигла погоня. Вскоре примчались немцы и со стороны Цесиса. Наверное, им сообщили из Риги. Танкисты бросились в разные стороны. Одного пуля настигла вот тут недалеко, у самой опушки леса. О других, правда, не приходилось слышать. Утром немцы снова появились возле нашего хутора. На этот раз они приехали за танком», – рассказывал Енертс. Раненый боец, который не смог последовать за своими товарищами, нашел временное прибежище на одном из ближних хуторов. Там он оставался в течение суток. Хозяева хутора, латышская чета Иероним и Ольга Ветерс, кормили раненого, а когда он слегка окреп, проводили его на укромную лесную тропинку. Увы, следующие местные жители, встретившиеся этому бойцу, не проявили подобного благородства и выдали его карателям. Вскоре пришли и за Иеронимом Ветерсом, которому устроили очную ставку с пленником – перед тем, как расстрелять обоих... У них имелось трофейное оружие, но не было продуктов – силы быстро оставляли воинов. 29 апреля они добрались до селения Скуене и один из них отправился к ближайшему домику. Женщина, отворившая дверь, испугалась при виде обросшего, покрытого лохмотьями человека, но, опомнившись, вынесла ему хлеба. Немного подкрепив свои силы, трое товарищей прошли еще около двадцати километров. Они находились на территории Тауренской волости Цесисского уезда. Под утро советские солдаты забрели в заболоченный лес Лачу Пурвс (Медвежье болото), нашли тут сарай для сена и остались в нем спать. Здесь их и накрыли враги, проводившие облаву. Как назло, в тот день 30 апреля выпал снег (что для Латвии редкость), облегчивший обнаружение. После войны бывший шуцман Петерс, входивший в состав Цесисского «взвода тревоги», сообщил в ходе допроса: «Военнопленные были обнаружены в сенном сарае, недалеко от хутора Пиканяс. Увидев полицейских, русские стали стрелять из пулеметов и бросать гранаты. В результате схватки все они были убиты... У убитых нашли оружие, большую деревенскую буханку хлеба». Спустя пятнадцать лет после гибели солдат местный хуторянин Паулис Паэглитис поведал Куняеву и Мотелю: «С ночи к нам нагрянула свора немцев и шуцманов – эдак человек двести. Принесла их нелегкая – весь хутор взбудоражили. Ранним утром послышалась стрельба. Мне нетрудно было распознать: палили из винтовок, автоматов, пулеметов, гранаты бросали. Спустя некоторое время, кругом все стихло. К обеду из леса показались немцы и шуцманы. Они весело переговаривались. Лица их самодовольно сияли. Потом узнал я, что гитлеровские вояки вели бой с... тремя красноармейцами». Куняев и Мотель нашли тот самый сарай (он, как и окружающие его деревья, был испещрен следами от пуль) а на стене его надпись: «1944 год 30. IV». Спустя почти полвека там же побывали и Гусев с Ржавиным – и сын старого Паэглитиса Улдис показал им место последнего боя русских солдат. Сарай к тому времени из-за ветхости давно уже был разобран. Место, где гитлеровцы закопали тела погибших, так и осталось неизвестным.

Наконец то нашел крестик, что бы забить рамку

такая рамка получилась