Поиск по сайту

Если подобное проскакивало,прошу прощения за повтор. Шикарную статью подсказала знакомая буквально несколько часов назад о черных археологах, собственно рекомендую… Мне рассказывают пролог Немцев было двое. Один из них уткнул голову прямо между сошек пулемёта MG-34. Видимо, пулемёт двинуло назад взрывом — иначе бы каска с черепом не смогли оказаться так близко к дульному срезу. Второй упёрся сапогами в задний бруствер пулемётного гнезда, скособочил своё тело немного влево, зачем-то вытянул назад, к пяткам, правую руку — и застыл так.Чтобы показаться скелетом из-подо мха спустя 70 лет после гибели — вместе с россыпью латунных гильз. Покоп был щедрый. MG-34, легендарный Maschinengewehr, отлично сохранившийся. Две целые немецкие каски. Два цинка с патронами в ровике рядом, в смазке, новенькие, как с завода. И несколько тысяч гильз — пулемётное гнездо было буквально выстлано тёмным латунным слоем. Металлодетектор заходился непрерывным писком. Сапоги провалились сквозь тонкий слой мха, ноги тонули в стреляных гильзах по щиколотку. Немецкий пулемётчик и его второй номер бились до последнего и не ушли.Внизу же невысокой этой сопки — а пулемётная позиция была оборудована, естественно, на самом надёжном верху — лежали советские солдаты. Поднять удалось останки 18 человек, в одном и том же месте, на одном и том же склоне. Подчиняясь приказу, они пёрли и пёрли вверх, под прямой кинжальный огонь со своими трёхлинеечками-„мосянями“, с тяжеленными рациями или катушками проводов, с неподъёмными ручными пулемётами, и ложились в смертный мох, вряд ли успев проклясть тех, кто отдал приказ о гибельной лобовой атаке.Такую историю рассказал один мой приятель. Он несколько лет подряд ездил по лесам с людьми, которые достают из-под земли, мха, воды железные и костные останки Великой Отечественной войны. Их называют «копателями» или «копарями», «чёрными археологами», «поисковиками», «сламщиками», «сталкерами», «патриотами», «мародёрами» — как только не назовут.Эта история про двух немецких пулемётчиков, содержавшая в себе чистую правду, оказалась совершенным враньём, в чём я не преминул впоследствии уличить приятеля. Однако для того, чтобы понять, что в ней враньё, а что правда, надо было посмотреть на нелегальные раскопки войны своими глазами. Не лезть на тематические сайты и форумы, не пересказывать бесчисленные поисковые байки и анекдоты, а самому поехать с «чёрными археологами». Копать. Я Это совершенно невозможно — ну почему именно перед выездом было угодно начаться конъюнктивиту? Сначала резь и жжение случились в правом глазу — ни с того ни с сего, без всякой видимой причины. К исходу суток безвинной жертвой инфекции пал второй глаз, что совершенно соответствовало клинической картине болезни. Врач выписал четыре препарата, употреблять которые следовало ежечасно. Я подслеповато резал бутерброды и тоскливо мечтал о том, чтобы поспать перед дорогой хотя бы часа четыре.Мой давний знакомец дядя Лёша, «чёрный археолог» с огромным стажем, согласился взять меня с собой в Псковскую область. Перед пятисоткилометровой дорогой было бы здорово чуть поспать, правда? — вот ребёнок заснёт пораньше, и я тоже посплю; а потом быстро заброшу в машину спальник, коврики-пенки, болотные сапоги и ворох тёплой одежды — и поехали. С лекарствами, ясно, ничего не получится: не смогу же я останавливаться 4 раза в час. Чёрт бы побрал конъюнктивит. Чёрт бы побрал такое нелепое устройство глаза. Как там говорил Гельмгольц? — «если бы я был господь бог, я бы сделал глаз гораздо лучше». Чёрт бы побрал необходимость сна.— Пап, а ты в командировку?Я думал, что он уже спит.— Да. Иди спи скорей.— А в командировку куда?Как объяснить? Я собираюсь ехать в лес, сопровождая дядей, которые будут раскапывать землю в поисках железок, которыми 70 лет назад другие дяди убивали третьих дядей… бредятина. Так нельзя объяснять.— Пойдём, я тебя уложу.— А песню споёшь мне для сна?— Ты в первом классе уже, какая тебе песня?— Про «…флейты да валторны…».Синие глаза смотрят снизу вверх и пробивают насквозь.— Хорошо, я спою. Пойдём.Поздно-то как… Он не выспится к школе. И мне поспать, разумеется, не удалось. Глубокой ночью, загрузив в машину дядю Лёшу с палатками, охапкой металлодетекторов и кучей барахла, я выехал на запад от Москвы. Рижское шоссе ночью пустует. Я рассчитывал проехать 500 километров за шесть часов. Максимум — за семь. ОНИ «…Тебе бы, конечно, на Вахту памяти с нами поехать надо было. Она весной каждый год проводится, в канун Дня Победы. Трава ложится после снега, и многие места, в которых ищем, становятся доступными для глаза, для ног и для приборов. Вахта памяти — это такое официально организованное мероприятие. Как там… «по увековечиванию памяти погибших солдат». Дней 10–12 Вахта длится. Собираются энтузиасты, приезжают даже оттуда, где и войны не было. Ну и местные всегда едут, ага. Вон во Псковской, например, есть организация поисковая знаменитая, «След Пантеры». В Тверской, в Воронежской свои есть. Это организации общественные. Дело люди делают благое. Им обычно местная администрация чем-нибудь помогает… средства выделяют, или технику, или харчи, или бензин… Когда останки найдут — выделяются ящики, чтобы кости положить. В гроб 6–7 солдат помещается легко, в один ящик. Много накапывают… Вон лет пять назад в Пушкинских Горах была Вахта памяти — там немцы держали плацдарм, активно держали, он от нас к ним и обратно переходил раза четыре. Бойцы слоями в траншеях лежали, вперемешку. Большое количество потерь было — и немцев, и советских солдат. Так там за день столько накапывали и людей, и снаряжения… у каждой палатки валялось по 10–20 стволов, а палаток было изрядно……А вот про это деление «белые», «чёрные», «красные» ты забудь. Оно условное. Почти все — мародёры. Практически 100 процентов. Ну, может, 90. Просто какие-то поисковики получают официальное разрешение — но они, получается, точно такие же мародёры. Интерес-то у всех один: найти что-то в земле. А попутно собирают кости. Больше тебе скажу, кроме мародёров это особо никому и не надо у нас. Кому? Родственникам? Так дети и жёны тех солдат или умерли, или уже пожилые. Внукам?… Нет, бывает, конечно, что приезжают родственники на перезахоронение и говорят тёплые слова поисковикам, но редко. Государству эти бойцы ни при жизни, ни после смерти на хрен не сдались. Вон — посмотри, сколько брошенных находим, сколько без вести пропавших.А тех, кого находим — их поди опознай…. Вот считай: на 50 солдат найденных с медальонами будет человек пять. Из них прочесть можно будет один-два. А в некоторых случаях и эта цифра слишком велика. Из тех немногих людей с медальонами, которых я находил, — там, может, процентов 10 читаемых попадалось.Их с 43-го года вообще отменили приказом, медальоны в Красной Армии. До этого солдаты не любили их, потому что, вроде, примета дурная. А потом и официально стало нельзя. Их три типа было, медальонов. Одни как иконки-ладанки, куда вставляется что-то вроде листка из стали. Другие — стальные, на манер гильзы, их солдаты часто деревяшечкой затыкали. А третьи — как футлярчики из-под лекарств. Вот эти футлярчики — наиболее сберегающие для записок смертных. Но солдаты их плохо затыкали, футляры эти. Ты если нашёл — главное сразу сфотографировать. При соприкосновении с воздухом рассыплется быстро записка. Потом, конечно, правильно или в военкомат сдать, или в милицию. Они должны заниматься поиском родственников. Но они не берут. Не хотят заниматься. Я вот как-то с одним медальоном три года тыкался в разные инстанции, говорил: есть кости, есть медальон. Нет, никому не надо. Поисковому отряду предлагал, «красным» поисковикам — то же самое. Потом плюнул, привёз им прямо кости в мешке, привёз данные с медальона — так они похоронили его в братской могиле! А он именной был!А немецкие медальоны — это диск такой с перфорацией. Алюминиевый или цинковый. Если находишь погибшего с несломанным медальоном — значит он в архивах немецкого командования до сих пор как «без вести пропавший». Берёшь жетон, сдаёшь в немецкое посольство, если не хочешь зажилить чужую смерть. Они принимают с благодарностью. Оставляешь свои координаты, после этого соответствующая служба немецкая может приехать останки забрать. Родственники иногда находятся, приезжают сюда, связываются с тобой, как-то благодарят. От души. Когда — деньгами, когда — снаряжением… А если медальон сломанный — значит солдат проведён как погибший в бундесвере. Ну, и тут зарабатывают, есть люди, которые специально занимаются копанием немцев. Я слышал, вроде, около 50 евро выкапывание и перезахоронение одного немца стоит…» ТЕ БОЕВЫЕ ДОНЕСЕНИЯ И ОПЕРАТИВНЫЕ СВОДКИ 1 ОТД.ШТАБА 207 КРАСНОЗНАМЁННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ:Серия «В», экз. № 230НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА 7 ГВ. СТР. КОРПУСА ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА № 8 ШТАДИВ 207 12.1.44 г. к 19.00. карта 5000 — 38 г.1. Противник, занимая подготовленный рубеж (Дубровка — 200 м, вост. отм. 184,2 — отм. 173,8 — Михалки) и имея боевое охранение 400 м вост. Зенры, состоящее из 5 открытых, из деревянных срубов, пулеметных площадок с заминированными подходами к ним, траншею полного профиля по вост. скатам высот вост. Зенры с 5-ю ДЗОТ»ами 17 блиндажами, оказывая огненное сопротивление оружейно-пулеметным и арт.мин. огнем, пытаясь препятствовать наступлению наших войск. Но под ударами частей дивизии начал отход в западном направлении, оказывая слабое огневое сопротивление из районов: 178,9, рощи южн. Зенры, Гречухи, лес 1 км.зап. Булохи, отм. 179,5.В течение дня авиация противника проявляла большую активность над боевыми порядками частей дивизии, бомбардируя и обстреливая наши передовые наступающие части и коммуникации, а также отдельными самолетами вела разведывательные полеты.Всего за день отмечено 96 самолето-пролетов противника, из них «Ю-88» — 33, «Ю-87» — 49, «ФВ-190» — 6, «ФВ-189» — 8.2. Части дивизии, выполняя боевой приказ № 002 от 8.1.44 г. командира корпуса, с утра 12.1.44 г., после артиллерийской подготовки, перешли в наступление и к 17.00 овладели: Зенры, Булохи и ведут бой за овладение Гречухи.594 сп — в 16.30 вышел на рубеж 300 м.сев.зап. Булохи с задачей к исходу 12.1.44 г. овладеть Байкино.598 сп — к 18.00 вышел на рубеж 150–200 м. юго-вост. Гречухи и ведет бой за овладение Гречухи.597 сп — действовал в третьем эшелоне, в 15.30, после получения задачи, двинулся в район Зенры, отм. 178,9, в готовности развить успех 598 сп.3. Потери личного состава по предварительным данным на 18.00: убитых — 17, раненых — 67 человек.4. Потери противника по предварительным данным: до 100 солдат и офицеров убитыми и ранеными.Захвачены трофеи: 37 и 75 мм пушки, много пулеметов и винтовок, захвачен склад с имуществом, 10 автомашин и другое военное имущество, уточнение и подсчеты которого производятся.Захвачено 5 пленных в районе Зенры, из которых: 2 умерли от ран в пути следования в штадив., 3 — доставляются в штакор.На поле боя южн. Зенры сержантом Серебряковым подобран раненый немецкий офицер, который направлен в медпункт для оказания помощи. Пленные принадлежат 3 батальону 16 полицейского полка (№ дивизии не установлен).5. Все виды связи, кроме проводной, имевшей непродолжительные порывы, работали нормально.Дороги проходимы.И. о. начальника штаба 207 СД майор КисляковЗам. начальника опер. отделения майор Мокринский Я Уже при свете дня мы заехали в Великие Луки, где забрали ещё одного товарища, Павла Аркадьевича, местного уроженца. Я был в этом городе десять лет назад. С тех пор мне запомнились две великолукские особенности: большой железнодорожный узел с названием Опухлики и старик-водитель. Он возил пассажиров на пожилой и аккуратной советской машине — то ли «Волга» это была, а то ли «Жигули». Я запомнил не его и не машину, а произнесённые им слова о немцах, захвативших город в 1941-м и выбитых отсюда в 1943-м. «При немцах порядок был», — скупо и одобрительно говорил тогда старик, поглядывая на спидометр, чтобы не превысить разрешённую скорость (вообще, водил он крайне медленно и осторожно, что невероятно раздражало). «Порядок был… хорошо. И платили они аккуратно, если что», — продолжал он, пацан военного времени, который должен был ненавидеть фашистов, заливших кровью все земли, до которых им удалось дотянуться. «Не хулиганил никто особо при них… И колхозы поразогнали немцы, тоже хорошо… Аккуратные все, работу любили… Порядок был». Такой отзыв не мог не врезаться в память, правда?Я тут же, в машине, рассказал о великолукском дедушке Павлу Аркадьевичу, краеведу и «чёрному копателю».— Ну я не знаю, чего ему там понравилось, этому дедку твоему… — и губы Павла Аркадьевича презрительно выпятились, — тут знаешь сколько немцы народу поубивали? Даже, когда их гнали отсюда. По официальным данным — 105 тысяч человек наши тут убитыми и ранеными потеряли… После того, как замкнулось советское кольцо вокруг Великих Лук, в самом городе было тысяч семь немцев окружено, и неподалёку ещё была группировка тысячи в две. И после уничтожения этих двух тысяч немцы предприняли попытку прорыва, две контратаки с флангов, 8-я танковая дивизия и два батальона СС продвинулись на 5–6 километров. 3 января они подтянули 205-ю, 331-ю и 707-ю пехотные дивизии, нанесли удары, перерезали железную дорогу и вышли к городу. А Луки-то пустовали уже почти: от немцев оставался только гарнизон в крепости, человек 150, и в железнодорожном депо ещё немного… То есть — спасать из окружения там было особо некого, но это был вопрос принципа для немцев …Gott mit uns пряжкаМои глаза во время всей речи Пал Аркадьича раскрывались так широко, как только позволял конъюнктивит. Я не представлял, что такое количество цифр можно помнить и выдать — диктофон свидетель! — безо всякой подготовки. Я пытался, не отвлекаясь от дороги, скосить скверно видящие глаза на диктофон, чтобы убедиться в том, что запись идёт, а Павел Аркадьевич, продолжая сыпать цифрами, заканчивал историю, как немцы пытались вызволить из окружения своих:— …Вот и вся эпопея. Потери были от 13 до 15 тысяч здесь, по разным данным. Похоже на правду. Войск было очень много. Пехотная дивизия 291-я, остатки 83-й, 205-я, 331-я, 707-я… 11-я танковая дивизия была… 20-я моторизованная дивизия была… 10-й полк 1-й пехотной бригады СС, части 6-й авиадивизии… и даже были десантники! Мы тут копали, подняли три десантные каски… Немцы очень хотели вернуть Луки. Ну и положили много своих за это. В этом они, конечно, молодцы… — и вот так задумчиво, начав за упокой, а кончив за здравие, Павел Аркадьевич договорил и уставился в окно, будто застеснявшись.Я же удивлённо мотал головой, отгоняя сонную одурь, и пытался вспомнить — сравним ли мой объём знаний о Великой Отечественной (даже если приплюсовать к нему объём знаний моих ближайших товарищей) с объёмом знаний одного-единственного «чёрного археолога» Пал Аркадьича. Его «мы копали…» напоминало о том, что он изучал историю войны не столько с книгой, сколько с лопатой в руках. Метод немца Генриха Шлимана, живущий в отбитых у немцев Великих Луках — не кажется ли вам, что история, меняя маски, словно карнавальный оборотень, смеётся над нами, не скрывая иронии.?